Мы одевали джинсы и забывали усталость, скуку и страх поражения. Лабораторные, контрольные, семинары, коллоквиумы, которые еще нужно сдать. Мы закрывали двери, открывали «Алиготе» и ставили на проигрыватель «Супер Трем». Прятали подальше конспекты, варили «шимарон» и жарили картошку.
Искали свой, не затоптанный чужими мечтами остров счастья, искали и не могли найти. Опускали шторы, чтобы никто не мешал. Читали, отсыпались... Финальный барьер: зачеты, экзамены, сессия. Завтра будет наш день и наш вечер. Дискотека. Нет, они будут тоже. Наши «архангелы»: кураторы, старосты, комсорги. В напоенном эротикой зале, среди немощных, рахитичных столиков, молодых красивых тел и больших, коряво прислоненных к стене колонок, она была королевой. Музыка, вернее ритм. Дискоритм. Life is too short.
Мощные звуки магнитофона, светомузыка, стробоскоп и очень медленный танец... Попытки начать знакомство. Надежда на свидание в теплой, плохо освещенной, пустой комнате большого общежития. Тихий интеллигентный разговор двух воспитанных людей, в течение которого ваши глаза упираются в ее большие длинные ноги, затянутые в черные вельветовые джинсы. Девушки дискотеки 80-х. Об их формы можно поломать глаза. Вместо джинсов те, кто имел ровные ноги, одевали «мини», выше - какая-то полупрозрачная распашонка, тонна косметики и прическа. Особенно умные клеили на лицо улыбку и пробовали двигаться в такт музыке. Но все это после того, как пройдет первый тайм - тематическая часть.
Студенческая дискотека первой половины 80-х состояла из двух фаз: тематической и «танцульки». Первая - родная сестра политинформации. Химера, порожденная больным воображением комиссаров, убежденных, что дискотеку придумали капиталисты, чтобы отбить у «голодранцев» последнее желание лезть на баррикады. Партайгеноссе верили, что развлечения - это зло, но если сначала студента испугать баснями о забастовке рабочих компании «Маннесман», или заставить выслушать «интересный и содержательный» рассказ о «особенностях разведения крупного рогатого скота в условиях вечной мерзлоты», то тогда может быть. Мы слушали. Шаманы - комсорг, куратор, иностранные студенты, староста группы, «на крайняк» - фронтовики - также «не в восторге». Великий вождь сказал. Выбора нет!
Даже «на предмет» выпить. Не скажу, что не хотели. Другое. Вокруг «стукачи». А в баре ни фига, кроме бармена, кофе, яблочного сока и смеси «какао-шоколад». Все по ценам Уолл-стрит. Покурить выходили на улицу. Не гашиш. Клей, колеса, героин - не нюхали, не жрали, не кололи. Не было, не знали. Спортсмены пилы «Агдам». Интеллектуалы - портвейн. Дамы - «Старый Таллинн». Девушки - «Кагор». Ветераны - коктейль «пиво с водкой». Комсомольцы - дорогое.
Музыка тоже разделялась на две части. Спокойная и диско. Соотношение - один к трем. Медленную композицию, как правило, сопровождала итальянская «скуадра из Сан-Ремо». Из того сладкого итальянского потока, который забивал наши уши в 80-х, выделялся один «Итальянец». 1984-й, на фестивале в Сан-Ремо Тото Кутуньо запел «горжусь тем, что я - итальянец». И ни слова о «Уна море гранде уна море», рагаццу, наказание миа, донну и Дио. Серьезную конкуренцию этой гвардии составляли «Скорпионы» из Ганновера. От I am still lowing you тащились даже параноики из особого отдела.
Быстрая композиция была упрощенным вариантом аэробики для тех, кого освободили от физкультуры по состоянию здоровья. Чемпионы проката - Modern Talking. Все, что играли другие, это как вариации на тему «Делай как мы, делай с нами, делай лучше нас». Российская гоп-контора «Ласковый май» эти ритмы похоронила.
Политпроповедь в «ночном клубе» - не наихудший фокус верных ленинцев. При правлении Андропова вообще ввели музыкальную цензуру и запретили пить: «советская эстрада и никакого тлетворного влияния Запада». Замполит «лично» контролировал процесс. Жокей Саша (в настоящий момент миллионер в Хайфе) объявляет «грузинская группа «Радуга», медленная композиция» и ставит Maybe next Time Блекмора. Там слов нет. Выкручивались, как могли. Запускали разрешенные партией и напечатанные в журнале «Кругозор» «Смоки», «Бонне М», «АББА», не говоря о братских нам «Пудис» и «Неотон». «Орлов», «Пинк Флойд» и даже Genesis начали ставить, когда «Юрий Долгорукий» умер.
Горбачев своей «перестройкой» запустил эпоху музыкальной вседозволенности. В не-доступном «Клубе Творческой Молодежи» (сегодня КТМ вместе с творческой молодежью мертв) крутили «Кино» и «Наутилус». В очень ковбойском «Романтике» - все. В стране, где часть населения пила одеколон «Шипр», а чтобы пройти на дискотеку нужно было иметь разряд по бандитизму - это был культурный шок. Но все это классическая, двухциклическая дискотека.
Другое дело - неформальная, импровизированная пирушка, например, на этаже, когда в 1986-ом мы начали мундиаль с 6:0 над Венгрией. У них - траур, а у нас ревел магнитофон и мы пели хором с болгарами. Все танцевали ламбаду, и даже монголы обнимали кубинцев, хотя и те, и те полные профаны в футболе. Но они радовались за нас. Все сразу говорили на разных языках, курили, пили, танцевали, пели, быстрее подпевали, и пробовали не упасть в проход между лестницей. Потом жгли старые газеты, конспекты и долго и скучно свистели.
Даже принимая во внимание цикличность ностальгических мотивов в жизни и головах руководителей отечественного шоу-бизнеса, трудно понять бесконечные повторы в телерадиоефире темы «Дискотека 80-х».
Кризис идей?