Это сейчас их так называют, с оттенком сожаления и презрения – социальный транспорт. Мы так не говорили – мы шли «на поезд». Проводники дали им депрессивное прозвище – «пенсия». И все же это не катафалк. В них еще есть жизнь, там люди едут, а не привидения.
Это когда-то они были длинными, зелеными и грязными, и звали их электрички. Как загнанные лошади, которых не пристрелили на перегоне, они стояли на открытом перроне главного вокзала и ожидали нас - пассажиров. Теперь они красивы, как стрелы на погонах африканских диктаторов, и у них есть свой достаточно просторный вокзал. И никакого зеленого цвета. Бело-голубая гама с примесями красных полос. Дань пролетарскому Луганску, где их, собственно, и сделали. Издалека, в движении, они выглядят привлекательно, а внутри ничего лишнего. Функциональные, как трубы для унитазов, и примитивные, как журналы для женщин, они и сейчас перевозят в себе человеческую массу, которая равняется населению Закарпатской области.
Только там в официальных объявлениях можно услышать такие перлы, как «скидка на штучные товары» и «месячник увеличения доходов от населения». Но в городе, где есть бар «Немезида», продуктовое общество «Реликвия», а на героике освободительных соревнований куют копейку - это нормально, как и реклама газеты «Жизнь», «Бабушка» и какой-то заразы, которая убивает колорадских жуков.
Если по-честному, то без них никак. Маршрутки имеют ограниченное число мест и пенсионно-студенческие удостоверения для них не документ. Капитализм. А электрички везут всех нас (количество пассажиров неограничено) почти даром. Поэтому там едут те, кого снобы и политики называют простой народ, те, кого жизнь все время хочет свести в могилу, а коль нет, то поставить на колени. Капитаны карманного бизнеса, продавцы газет, журналов, мороженого, пива, лекарственных трав, печенья, церковных календарей и сухариков с ароматом черной икры и ацетона. Безработные, люди с физическими изъянами, они не сдаются, напротив - с уверенностью, наглостью, упрямством и настойчивостью американских проповедников предлагают свой товар. Плюс «бродячие» музыканты из цыганского племени, которые поют церковные псалмы с таким трагизмом и отчаянием, что даже молодые девушки перестают слушать консервированную мелодию на мобильном телефоне. Шизофреники и просто попрошайки-любители. Эти апостолы мира мелкой коммерции и транзитного шоу - единственные живые люди, кому в действительности нравится проводить время в этих ящиках на колесах. Они делают свое дело, проходя школу выживания в экстремальных условиях человеческой усталости, безразличия, цинизма, и лучшего полигона для обкатки своего таланта трудно найти.
Их никто не любил, но ехали все, кто мог переставлять ногами и тянуть за собой сумки с пищей. Студенты всегда голодны. Когда тебе 17, 18, 19 или 20, тебя не слишком интересует комфорт. Мы готовы были ехать наверху на вагонах, мы стояли в тамбуре, на подножке, в проходах: внутри был аншлаг. В субботу по завершении пар на втором перроне «топталась» армия студентов, которые рвались назад (на выходные) домой. Романтика жизни в общежитии (это для тех, кто никогда там не жил) во времена товарного голода очень специфическая вещь. Это не аншлаг в пивном ресторане «Колос», где крабы по 3,50 за тарелку, а на 8 Марта в зале куча химерных женщин и какой-то бамбула пробует петь, но на выходе теряет равновесие и падает ногами вперед.
Тепло, дети, учителя... Никакой школьной формы, никаких родителей. Свобода. I am lonely again. «Тич Ин». Выпускной. Проводы детства. Под стенами плачут коты, деревья пахнут кремом для бритья. Впереди вокзал, электричка, Львов, 10-ое общежитие политеха. Студенчество - последняя фаза детства, самая счастливая пора жизни, если верить тем, кому за сто, и кто вспоминает об этом с ностальгией. Тяжелый интеллектуальный труд на грани нервного срыва. По мнению тех, кто честно прошел путь познания основ квантовой механики. То есть учился.
Абитуриенты, студенты, аспиранты, любовь и ненависть, хаос и постоянная борьба за место на кухне и в туалете. Пара по физкультуре, где всех дистрофиков ожидает приказ - «бежать долго и быстро». «Прогульщики» выкорчевывают деревья и собирают мусор, после чего сдают все нормативы на аллеях Стрыйского парка. Парад. На Ватутина стоять на разводе в восемь. Холодно, сыро и хочется есть. В руках флаг Эстонской ССР. Зашли в подъезд, выпили. Стало еще хуже.
Нас отвезут туда электрички. Они приходили в нашу студенческую жизнь с регулярностью плохой погоды и повышением цен на алкоголь, курево и развлечения. И были таким же атрибутом этого города, как разбитые дороги, немытые фасады старых домов и вечно пьяные продавцы уличных базаров.
Долго, очень долго мы будем ехать и спокойно разливать вино в большие стаканы, пока не опустеет канистра. Никакого надрыва. Ехать долго. Механически дать на лапу кондуктору три рубля «за всех». Потом выяснилось, что это была уборщица. Билеты из такого твердого картона, где дата была выбита компостером, мы купили потом. Главное во Львове не забыть выйти из вагона. За окнами пустые поля, за окнами холодная зима. Там и летом не на что смотреть. Когда тебе 17-18-19-20 - все иначе.
У нас море надежд и колоссальный запас амбиций, не затоптанных реальностью, которая скоро докажет посредственность и вторичность большинства из нас. Мы еще верим, что впереди нас ожидает лучшая жизнь, чем мы имеем теперь. Наивные. Сказка детства, счастливая пора инфантильности и невинной игры во взрослость - это намного лучше, чем борьба за физическое выживание в условиях дикого капитализма и повальной коррупции.
Так все прошло. Электрички стали бело-сине-красные, их когда-то неизменная графика начала меняться, как курс доллара в окошке кантора.
Но они едут. И мы вместе с ними.
Фото с сайта www.smk.ru