Политическая целесообразность и ностальгия

Давно хотел перед более широким обществом затронуть тему современного «историописания». Собственно, не историографии, а «историописания», поскольку здесь не идет речь о поиске новых методик, которые помогли бы исследователям лишиться избыточного субъективизма, а скорее о «переписывании» прошлого современниками.

Проблема заключается в на удивление важной роли, которую почему-то играет история в современном политическом процессе на постсоветском пространстве. Иногда создается впечатление, что без решения той или другой проблемы прошлого на уровне парламента, не может быть принят ни один законодательный акт, чего бы он не касался - экономики, социальной сферы или политики. И здесь, независимо от цветов партийных флагов, все пытаются доказать свое право, или же правоту глубочайшей и самой давней исторической традицией, выдергивая лишь те события и факты, которые подтверждают «правильность» конкретного политического лагеря. В этот процесс заангажированы большинство современных «игроков»: историки, целые институты или же университеты - все, кто не прочь приобщиться к написанию «единственно правильной» истории.

Пишу здесь без особенного сарказма, поскольку, как мне кажется, большинство научных работников сами не могут понять целесообразности профессии историка вне обслуживания конкретного государственно-политического режима, без подготовки материала, по которому все должны были бы «учиться» на ошибках прошлого. Казалось бы, все логично - государство платит деньги научным работникам, а те проводят свои исследования и заполняют пробелы в наших знаниях о прошлом. Но все же есть один нюанс. Этот нюанс заключается в установлении актуальности той или иной темы. Именно здесь начинается субъективизм в выборе тем, в расстановке акцентов, подтасовке выводов, потому что нет смысла платить за «неправильные» (читай - бесполезные) для конкретного политического режима результаты. Таким способом политики инструментализируют историю, а историки этому не очень и сопротивляются, потому что благодаря подобным отношениям можно достичь карьерного роста, или же получить высокое материальное вознаграждение. Благо для этого еще с советских времен в независимой Украине сохранились звания «Заслуженного деятеля науки и техники» и «Заслуженного деятеля культуры». Вообще, субъективность отбора достойных претендентов на награждение является очевидной, но от такого действенного метода «поощрения» наши достойники никоим образом не могут отказаться.

Ностальгия

Заинтересованность историей была «во все времена и все народы». Одним из движителей появления желания изучать историю является ностальгия по прошлому, эта вечная тоска по тому, что никогда не вернешь. Подобное ощущение, наверно, присущее всем людям и является одной из самых «чистых» и самых благородных мотиваций обращения к прошлому. Мы любим вспоминать детство, как старые любят вспоминать времена своей молодости, или же «вспоминать» давно прошлое, услышанное от своих старших родственников. Общность «вспоминаемых» событий и героев объединяет нас в отдельные коллективы. Так история выступает в роли творца идентичности: локальной, региональной, национальной. Хотел бы отметить, что в такой «нашей» истории нет негатива: наши предки вели лишь справедливые войны и преследовали исключительно благородные цели. Человеческая психика, для сохранения собственного здоровья, вытесняет шокирующие моменты, заставляет «забыть» особенно травматический опыт, таким образом  приглаживает прошлое,  как правило, глорифицирует его. Каждый из нас имеет свою собственную историю и оперирует ее фактами для представления себя вовне, или же с дидактической целью.

Инструментализация истории

Однако существуют также другие мотивации развития исторической науки. С древних времен летописцы фиксировали хронологию событий, но в центре их историописания был князь, король, или какой-то другой правитель. История определенного королевства была обычной хронологией жизни его правителя. И если в течение какого-то отрезка времени в жизни этого сюзерена не происходило важных событий - летописец писал: ничего не случилось. Это никоим образом не значит, что этот период был такой себе «черной дырой». Просто, с точки зрения монарха, а летописец отображал исключительно его позицию, в истории действительно ничего не состоялось. Привожу этот теоретический пример для того, чтобы продемонстрировать ошибочность подобного метода. С другой стороны, мы даже теперь достаточно часто встречаемся с подобными методиками, правда в более завуалированном виде, спрятанном за современной терминологией и употреблением «правильных» слов.

Всем правителям нужно было доказать протяженность и наследственность своей власти, в этом им всегда успешно помогали историки. История, как наука, использовалась и понималась исключительно как инструмент такого обоснования. Последующие потуги научных работников в направлении описывания «добродетелей» того или иного политического правления были ничем другим, как идеологической пропагандой. Наибольших успехов история, как идеологическая наука, достигала в авторитарных, тоталитарных обществах. Здесь вне конкуренции нацистская Германия и тоталитарный Советский Союз. В первом случае - имеем дело с полумистическими концепциями прошлого немецкой нации и «запрограммированной историей», ее особенной миссией, а во втором - историю классовой борьбы через утверждение диктатуры пролетариата: появление нового исторического сообщества - советских  людей. Ни там, ни там не было научной свободы: ни в выборе тем для исследования, ни в интерпретациях вне конкретной идеологической доктрины.

Историческая наука трактовалась не только как инструмент, но и как основа идеологической машины, которая определяет политику памяти в государстве. Хорошо помню, как во второй половине 80-х преподаватель исторического факультета постоянно повторял нам, студентам: «Прежде всего - вы бойцы идеологического фронта». Вот и научили «бойцов», которые берут под козырек при первой возможности, потому что так комфортнее, не нужно особенно напрягаться, да и не рискуешь попасть в неприятность. Раньше были известны четкие рамки марксистско-ленинской доктрины, когда более или менее ловкие люди могли составить из цитат «классиков» соответствующего объема работу и успешно ее защитить, как диссертацию. Никакого риска, никакой ответственности, никакого интеллектуального напряжения. За них думали, за них определяли, а наивысшее политическое руководство «назначало» героев и антигероев, разделяло прошлое на позитивное и негативное, своего рода кодировало будущее через прошлое. Если внимательно присмотреться к сегодняшней украинской ситуации, то изменилось очень мало, только место коммунистической заняла национальная парадигма.

   Развал тоталитарных режимов никоим образом не означал автоматического изменения в историописании. Герои и антигерои поменялись местами, но это было не фундаментальное переосмысление прошлого, а замена знаков «минус» на «плюс». Подобная «механичность» опять же страдала однобокостью и избыточным субъективизмом. В свое время в Германии достаточно положительно отразилась на исторической науке политика «денацификации» общества. И хотя она проводилась в первые послевоенные годы, сам процесс затянулся на десятилетие: сформировались новые научные школы, массовую ревизию испытали все прежние подходы и методы исследования прошлого. Развал Советского Союза и образование на базе его прежних республик новых независимых государств привели к концентрированию всего внимания на национальном прошлом. И здесь перед молодыми государствами появились новые вызовы: доказать историчность своего появления и показать многовековую борьбу за независимость. Мгновенно история классовой борьбы была заменена национальной. Все, что выходило за рамки этого процесса, - очутилось вне поля зрения исследователей. Одна «история борьбы» была заменена другой. Не буду писать о качестве подобных исследований, потому что это нуждается в более глубоком и фундаментальном изучении. Но постоянное акцентирование внимания на национальной компоненте привело к появлению более сложных проблем, связанных с вопросами сформированности модерных политических наций, к разнобою в трактовке самого понятия нация - этническое или политическое сообщество.

В борьбе за единство нации

В России, учитывая ее федеральный уклад, а следовательно, и  законодательное закрепление ее этнического многообразия, возникла проблема с появлением сепаратистских тенденций, со стремлениями отдельных регионов выйти из состава этого государства и стать независимыми. Крылатые фразы о том, что берите столько суверенитета, сколько сможете взять, со временем были переосмыслены новыми лидерами и заменены другими - централистскими. Большая армия историков была мобилизована для поисков таких событий в прошлом России, которые имели бы наднациональный характер и свидетельствовали бы о том, что государство стало сильным и могучим лишь благодаря сильному правителю. И такое событие нашлось - это 1612 год, когда тогдашние россияне сплотились в «народное ополчение» и победили «смуту». Событие для своего времени не ординарное, но оно состоялось почти четыреста лет тому назад; возникает логический вопрос - для чего углубляться аж так далеко в прошлое и актуализировать его? Ответ просматривается достаточно четко, если  посмотреть на него с точки зрения современных политических процессов в России.

Российские историки помогли найти своим политикам событие, с которым очень легко можно провести определенные аналогии с современностью. Тогда - не было сильного правителя, началась смута, иностранные захватчики (поляки) дошли вплоть до Москвы, им помогали некоторые «плохие» украинцы. Над государством нависла угроза уничтожения и только выходцы из народа Минин и Пожарский подняли людей на борьбу и привели не только к изгнанию иностранных интервентов, но и к установлению сильной монархической власти - началу правления династии Романовых. От чего началась эра «процветания» Российского государства. Теперь - Президент России В.Путин получил в наследство от слабого Б.Ельцина взбудораженную страну, на которую постоянно зарился «Запад», унижал ее, заставлял жить по демократическим принципам, проводить реформы, считаться с правами национальных меньшинств, одним словом, доразрушал прежнее сверхгосударство. Путин, как сильный и волевой правитель, дал отпор агрессивному «Западу», «решил» проблему Чечни, ликвидировал любые попытки сепаратизма и устранил «платных агентов» Запада - своих потенциальных конкурентов. Для того, чтобы объяснить россиянам, что собственно он из тех героев, которые в 1612 г. победили смуту и провести прямые аналогии, в России в 2005 году был внедрен новый праздник - День национального единства. Позволю себе несколько цитат из выступлений Президента России В.Путина на торжествах в 2005-2006 гг.: «Это была победа патриотических сил, победа курса на укрепление государства за счет объединения, централизации и соединения сил. С этих героических событий началось духовное возрождение Родины, началось становление державы - большой и суверенной». И еще одна цитата: «Почти четыре века потому, в самые тяжелые времена раскола и междоусобиц многонациональный народ нашей страны объединился, чтобы сохранить независимость и государственность России». Собственно это, по мнению российского Президента, «остановило Смуту и повернуло на нашу землю закон и порядок». Как видим историки помогли россиянам «увидеть» прямые аналогии между началом царствования династии Романовых и президентским правлением В.Путина. Да и враги с того времени как-то не очень изменились - непокорная Польша, да и Украина опять отъединилась... Привожу этот эпизод для того, чтобы продемонстрировать, как может инструментализироваться не только история, но и какие яркие примеры моделирования политики памяти существуют в наше время.

Государственный строй Украины, с точки зрения юридической науки, является казусом, потому что по Конституции она является унитарным государством, но с Автономной Республикой Крым. Однако не здесь пролегла главная проблема. Новым вызовом для украинской власти стало виртуальное деление на Восток и Запад. Эти два условных региона имели свою отдельную историческую традицию и они не просто «вышли из разных историй», эти две линии является взаимными антагонистами. При чем политики, для достижения собственных целей, начали вульгарно манипулировать этим фактом. Попытка одних историков представить украинское национально-освободительное движение на Западе Украины как «соборническое», то есть такое, что имело всеукраинский характер, наталкивается на фактическую его четкую западноукраинскую локализацию. Но они не утратили рвение и начали доказывать, что это «коммунисты» ввели всех в заблуждение и стоит лишь почитать «настоящую» историю, как всем станет понятным, что западноукраинский вариант является правильным и что украинскими националистами, не меньше, чем галичане, были и надднепрянцы.

Для этого появилась идея «выравнивания регионов» относительно силы и массовости национального движения. Попытки связать все движения на территории современной Украины от 1917 до 1991 г. в один сплошной поток борьбы за независимое государство не меньше вульгаризируют историю, чем предыдущая советская версия. Однако, не доказав ничего убедительно, что в действительности невозможно из-за многообразия и разновекторности той же борьбы, историки и политики начали призывать к «вере», что именно так все и было. Национальный подход в науке или же политике построен, как правило, не на научных аргументах, а на вере. То, что национальному историку кажется убедительным, для человека с универсальными знаниями, остается бездоказательным.

   Чрезвычайная актуальность проблем истории для современного политического процесса в Украине является очевидной. Это еще раз доказывает ее лидерам, что национальное единство и консолидация общества являются крайне необходимыми для последующего развития страны, но видение ими этой монолитности, да и понимание самого понятия «нация»,  достаточно различны.

Можно ли переписать историю указами?

Я убежден, что и украинский, и российский президенты свято желают своим странам процветания. Они хорошо понимают, что наиболее эффективной их политика будет тогда, когда станет консолидированным общество этих стран. Однако даже в таком, казалось бы благом желании может крыться угроза для постсоветских обществ: очень легко и незаметно можно скатиться к «единственно правильному курсу» и «единственно верному учению». И здесь чрезвычайно важным является уровень укоренения демократических принципов и механизмов в государстве.

Существуют также другие отличия. Четкие отличия просматриваются в выборе основ и идеалов, вокруг которых должна состояться эта консолидация. Президент Украины Виктор Ющенко постоянно употребляет в своих речах термин «нация», однако он никогда не высказался о его понимании этого понятия: нация на базе украинского этноса или нация патриотов Украинского государства? От этой, казалось бы словесной казуистики зависит очень много. Больше всего ссылок на «нацию» сделал Президент Украины в своей речи по случаю празднования 65-й годовщины основания Украинской Повстанческой Армии. Он говорил о том, что «мы обязаны посмотреть на нашу историю взглядом национального достоинства, а следовательно, отбросить навязанные извне мифы и стереотипы»; о том, что «национальный взгляд охватывает и сводит воедино каждое усилие, отданное Украине»; о том, что «возрождение исторической правды означает для нас общее движение вперед - как единого общества, как единой нации, как большого мирового народа»; и в итоге о том, что «так появляется и появится государство национальной победы, справедливости и единства». Оно бы ничего, если бы не один момент: это выступление Президента касалось наиболее дискурсивного явления в нашей истории - УПА. На деятельность которой в обществе существует диаметрально противоположный взгляд - от искреннего восхищения к самому глубокому осуждению. Своим выступлением Президент дал четко понять не только то, где находятся его личные симпатии, но и на чьей стороне «историческая правда». Что тогда остается делать научным работникам и нужны ли их исследования? А еще Президент, ни на йоту не отходя от советской практики, определяет своими указами и распоряжениями даты, события и исторических деятелей, которых нужно отметить научными конференциями, симпозиумами и изданиями. «Юбилейное» историописание уже в своей основе содержит заложенную четкую парадигму, а следовательно исключает научный подход. Таким способом Президент превращается в «верховного историка», с которым другим историкам очень трудно конкурировать.

Бурную и неоднозначную реакцию вызывал в государстве Указ Президента Украины о присвоении звания Героя Украины (посмертно) главнокомандующему УПА генералу Шухевичу. Западные украинцы в восторге, восточные - возмущены, по крайней мере так выглядит реакция политических репрезентантов этих регионов. В то же время совсем незамеченными проходят другие указы Президента - о присвоении звания героев Украины (посмертно) советским воинам. Подозреваю, что, по замыслу советников Президента, эти указы должны были бы «гомогенизировать» историю, своего рода «уравнять» ее на региональном и ментальном уровне. Для чего это делается? Для того, чтобы написать общую унифицированную историю и таким способом объединить  украинскую нацию? Но только механическое добавление еще никогда не давало позитивных результатов, особенно в такой тонкой сфере, как человеческая память.