Площадь Рынок. Пир захватчиков

Исследование истории культурного объекта - дело тщетное. Тем, кто пытается докопаться до сути в глубине веков, по-видимому, часто приходилось удивляться, как в результате скрупулезных изучений и анализов, исследований, которые раскрывают абсолютно все, что творилось вокруг определенного культурного объекта, они получают не суть его, не эссенцию, а препарированный труп.

Как коллекция заспиртованных органов дает немного для представления о сути организма, так и факты остаются теми деталями, сумма которых всегда меньше целого. Такой же результат дает аналитика художественных произведений.

Особенно это ощутимо, когда идет речь о домах: их история может объяснять, почему они построены именно здесь и такими, но никогда не объяснит, какое значение они имеют сейчас. Потому что история - в прошлом, а культура - только в голове созерцателя, следовательно всегда в теперешнем.

Можно было бы разводить спекулятивные теории о том, что суть объекта существует не в нем самом, а возникает между ним и субъектом, проектировать понятие interesse на культуру, но для меня идет речь не совсем о том. Моя цель - понять суть львовской Площади Рынок. Как и любой культурный объект, возникший достаточно давно, она несет на себе печать историзма. Того историзма, на который так хорошо ведутся туристы и который требуется показывать гостям города, чтобы они почувствовали, что имеют дело с чем-то давним, солидным и почти святым. Но проходя то, что рассказы о давности города, как правило, имеют целью ни что другое, как восхвалить себя самого с помощью славных деяний предков, такое «музейное» отношение, которое является будничным разве для экскурсоводов, нивелирует основную ценность домов. Она заключается в том, что они до сих пор находятся в употреблении.

В известной мере можно противопоставить утилитарный и музейный подходы: музейщика интересует совокупность значений, которые объект может набирать, он готов залить объект стеклом ради неизменности и доступности для изучения, зато единственный вопрос пользователя - что с этим еще можно сделать, а если уже ничего, то когда это можно будет завалить и построить что-то другое. Оба таких подхода кажутся обоснованными, пока в голову не приходит основное: утилитарный подход - проявление жизни. Музейно-исторический - поклонение мертвым. Поэтому утилитарный, в принципе, выигрывает.

Музейным экспонатам повезло значительно больше, чем архитектурным достопримечательностям. Музейные экспонаты не используются. Зато не использовать дома означало бы их покинуть - на это, кажется, еще никто не осмелился. Проблема в том, что исторический контекст меняется быстрее, чем дома разрушаются, а потому у каждой следующей эпохи появляется вопрос утилизации наследства эпох предыдущих. И пустяки, что дома уже полуторасотлетней давность для жизни все-таки плохо пригодны: и планировка, и такие «мелочи», как трубы или электропроводка в них не отвечают новым стандартам и представлениям о жилищном строительстве. Но поскольку покинуть старые дома не позволяет извечный квартирный вопрос, а разрушить их - то ли совесть, то ли культурно-ментальная инертность, то ли общества охраны исторических достопримечательностей J, то появляется вопрос переиспользования, и столкновение Аполлона-музейщика и Диониса-утилитарщика превращается в банальный recycling: дома, которые кто-то строил для себя с четко определенной целью, в действительности потеряли смысл со смертью своих строителей и владельцев. Все следующие поколения могли только приспосабливаться к наследству предков и пытаться подогнать его под себя.

После смерти тех, для кого возводились дома, город превратился даже не в памятник эпохи, а в памятник себе. Он стало указанием ни для кого на события, которые уже никого не касаются, на каменный ансамбль, который звучит непрерывно, но который никому услышать.

Площадь Рынок - центр некрополя, как сердцевина трухлявого дерева, центр не-нашего-города - того, которое предлагает организовать движение и пространство так, как они больше никогда не смогут быть организованные. Тот уклад жизни, который гармонично подходил бы к этим домам, уже давно в прошлом. Однако пенек порос молодой травой, и вместо патины времени укрылся кружевом проводов, трубопроводов, точками сигнализаций. Дома оказались крепче времени, потому они сейчас стоят как символ наличия истории, «славного прошлого», но, в сущности, никто до конца не знает, что с ними делать. Это могли знать строители, их дети, внуки - но не мы, отделенные от авторов Площади как хронологически, так и культурно (все же, город строился не украинцами и не для украинцев). Поэтому сам факт существования жизни, торговли и движения в пределах старого города является празднованием своей победы над предыдущими владельцами, пиром захватчиков. Конечно, как и всякие порядочные варвары, мы пытаемся примкнуть к этой истории и культуре, и вот уже через пару поколений нам начинает казаться, что город таки наш. Хотя эта иллюзия имеет право на существование - если он кому-то и принадлежит, то только живым.

Фото с сайта oldcity.eleks.lviv.ua