О восприятии Бруно Шульца восточнее Перемышля

Как бывший львовянин, а теперь москвич, переводивший Шульца и кое-что о нем написавший, я могу поделиться своим пониманием того, как воспринимаются его фигура и творчество в Украине, и как в России.

Говоря коротко, в Западной Украине либеральными кругами апологетически, а националистическими - резко отрицательно, в России же культурным мэйнстримом весьма дистанцированно, а частью культурного маргиналитета - с энтузиазмом. (Чтобы изложить свои соображения, не отнимая много времени, я вынужден идти на некоторое упрощение и огрубление, надеюсь, это будет воспринято с пониманием.)

Для значительной части культурного слоя Западной Украины Шульц не столько польский писатель и иудей, сколько галичанин - культурный герой Галиции, ее полпред в мировом контексте. И в этом есть свой резон: порой территория, география, общность исторических судеб значат не меньше, чем общности культурная, языковая и этническая. Националистические круги Западной Украины, напротив, стремятся к изоляционизму - им не нужен мост в большой мир, который посмеется над их компенсаторной мегаломанией. Это не анекдот - негативная реакция львовских народных депутатов на предложение молодых либералов в середине 90-х установить памятник уроженцу Львова писателю Захер-Мазоху мотивировалась так: «Они хотят, чтобы мы, украинцы, не только мучались, но еще и кайф от этого ловили».

Если позволить себе электротехническую аллегорию: Шульц для украинской культуры своеобразный разъем или переходник, подключающий ее к польской культуре и проблематике западноевропейского модернизма в его центральноевропейской версии (более депрессивной, фаталистичной, даже суицидальной - поскольку сравнительно небольшим центральноевропейским народам и странам суждено было играть в европейской политической истории Нового времени преимущественно роль «пешек», как это ни прискорбно). На востоке таким разъемом, подключающим украинскую культуру к русской, является фигура Гоголя. И что характерно, это самые фантазматические писатели, порожденные территориями, входящими в состав сегодняшней Украины. Можно отнестись к ним как к западному и восточному полюсам в культуре, а можно и как к явлениям маргинальным. Потому что уже для Киева (не говоря о юге и востоке Украины) Шульц не значит столь много, как для галичан.

И совсем уж прохладное, заторможенное, чтобы не сказать отчужденное отношение к нему в широких культурных слоях Москвы. Притом, что именно в Москве (а это не город, а по многим признакам особая «страна в стране») весьма активно неформальное «шульцевское лобби». Если говорить о персонах, это в первую очередь Асар Эппель - в 90-е годы основной переводчик практически полного корпуса произведений Бруно Шульца на русский язык. Здесь наличествует один очень любопытный момент. Эппель - оригинальный прозаик, один из самых интересных новеллистов современной России, коренной москвич и еврей по национальности - вырос в одной из бесчисленных т.н. слобод довоенной и послевоенной Москвы, в Останкине. Знакомство с творчеством Бруно Шульца, как мне кажется, оказало ему неоценимую услугу как прозаику. Фантасмагорический и вегетирующий стиль дрогобычского писателя оказался настолько созвучным сохранившемуся у него ощущению родной околицы, давно поглощенной многомиллионным городом, что это могло спровоцировать порождение некого параллельного шульцевскому стиля, совершенно оригинального и идеально подходящего для литературного воссоздания замкнутого мирка - канувшего вневременного «местечка» своего детства. Ключевое слово здесь «местечко» - и я к нему еще вернусь. Отмечу только, что Эппель-прозаик занимает особое место в русской культурной и литературной традиции - сродни месту Бабеля, скажем.

Другой случай заинтересованного и пристрастного отношения к фигуре и творчеству Бруно Шульца еще более любопытен, поскольку никак не мотивирован биографически. Это другой коренной москвич, известный социолог Борис Дубин - интеллектуал и переводчик полного Борхеса и целого ряда значимых фигур литературы европейского модернизма. В его лице можно персонифицировать одно из ответвлений русского культурного мэйнстрима - в России таких людей называют «западниками». С тем только существенным отличием от традиционно понимаемых «западников», что Дубин стремится не к растворению русского культурного мира в западноевропейском, а к выявлению и созданию контекста для ведения продуктивного диалога при сохранении всех идейных и конституциональных различий - если он и космополит, то именно «русский космополит». Чтобы задать рамки моей мысли и перейти к ее изложению, этих двух фигур, пожалуй, достаточно. (В скобках оставим весьма некритичную в культурном отношении русскую еврейскую диаспору, столь же некритичный и эпигонски настроенный круг любителей австро-венгерского культурного космоса, более чем многочисленный слой маргиналов, для которых любая фигура лишь повод и инструмент для передела сфер влияния, а также литературных гурманов.)

Моя простая мысль заключается в том, что весьма сдержанное отношение к Бруно Шульцу в России мотивировано конституционально. К сожалению, и культурно, и биографически Шульц оказался в роли разменной монеты в историческом противостоянии большого и малого миров, если понимать их метафизически. К сожалению, также, я не профессиональный философ, чтобы дать четкую дефиницию этих миров, - я делюсь только своим видением и деполитизированным представлением. Шульц - гений малого мира, в котором вырастает почти каждый из нас (и возможно, предпочел бы в нем остаться, не будь в нем так душно), и заложник большого, который до каждого из нас рано или поздно добирается. Никому за последние сотни лет не удалось умереть в той же стране, в которой он родился (причем от суммы перемен люди мрут не меньше, чем в результате войн). Шульц стремился творчески раздвинуть свой малый мир до пределов большого («Метель[Wichura]», «Весна», «Санаторий для усопших») и поплатился жизнью за самоуправство.

Как вывести из клинча большой и малый, подростковый и взрослый, открытый и замкнутый, партикулярный и божий, глобальный и антиглобалистский миры - местечко и универсум, - я не знаю. Знаю только, что каждому придется отвечать за то, что натворили все (и пусть никто не говорит «меня там не было 19-го ноября»*). Знаю еще, что если малый и большой миры не сделают хотя бы по полшага навстречу друг другу, все будет продолжаться по-прежнему (если не закончится преждевременно).

При столкновении большого и малого миров Шульц погибнет неизбежно. Но он задохнется и выродится до размера полевой мыши, если они совсем разминутся - здесь и сейчас.

* - день гибели Шульца 19.11.1942

Фото з сайту https://gallery.vavilon.ru/img/portraits/klekh02/id_663/