Бандера глазами простых россиян
Одним из самых ярких негативных образов в отношении Украины в российском массовом сознании является всё, что связано с Западной Украиной, бандеровщиной, бандеровцами и Степаном Бандерой.
ВІД РЕДАКЦІЇ: У січні цього року ми розмістили на сторінках ZAXID.NET серію статей, присвячених сторіччю від дня народження лідера ОУН Степана Бандери. Своє бачення сучасного образу Степана Бандери презентував ряд відомих істориків та публіцистів з України, Польщі та Росії, і тему можна було вважати закритою, але нещодавно у редакцію надійшла стаття російського історика Климентія Федевича, яку ми б хотіли долучити до нашої бандеріади.
Российско-украинские отношения сейчас развиваются по негативному сценарию и эскалация напряжённости идёт по возрастающей. Хотя в основе конфликта лежат современные геополитические и экономические противоречия, риторика обеих сторон активно использует мифологию исторического прошлого. Одним из самых ярких негативных образов в отношении Украины в российском массовом сознании является всё, что связано с Западной Украиной, бандеровщиной, бандеровцами и Степаном Бандерой. В России чрезвычайно широко распространено мнение, что защита Украиной и украинцами своих национальных и государственных интересов происходит из-за «негативного» враждебного России влияния западноукраинского национализма. Галицийские украинские националисты напрямую обвиняются в России в расколе между «братскими» русским и украинским народами. В связи с этим особенно важно понимать, какие именно представления, ассоциации и подсознательные эмоции лежат в основе распространённого в России представления о бандеровщине и Степане Бандере. Тем более, что в силу исторических обстоятельство этот образ оказывает воздействие на восприятие украинского национализма части населения восточных областей современной Украины.
В российском массовом сознании бандеровцы это, прежде всего, жестокий противник советского и по наследству российского государства, коллективный образ врага всего русского на землях присоединённых к СССР после сентября 1939 г. Если говорить о реальных фактах, лежащих в основе представления о бандеровщине и Степане Бандере в России, то здесь мы находим только достаточно расплывчатое определение, что бандеровское движение ожесточённо боролось против советских властей с оружием в руках, что Степан Бандера был его лидером и что в результате были многочисленные человеческие жертвы. Интересным феноменом представления о бандеровском движении в России до недавнего времени и в значительной степени сейчас является факт, что в российском массовом сознании бандеровщина территориально не ограничивается только Западной Украиной. Бандеровцами назывались и часто называются сейчас участники антисоветского сопротивления в Молдавии, Западной Белоруссии, Латвии, Литвы и Эстонии. Также весьма симптоматично, что Степан Бандера практически единственный исторический персонаж, которого россияне знают из числа лидеров антисоветского сопротивления и вообще из истории 20 в. враждебных «западных» территорий СССР. Именно С. Бандера стал знаковой фигурой для российского и прежде советского общества. Этого не могло произойти, если бы его именем не было названо всё движение.
По крайней мере до середины 1990-х гг. обычными в России были такие определения, как литовские «бандеровцы», латышские и эстонские. В последнее время бандеровцами прибалтийских партизан в России называют все реже в связи с распространением заимствованного из Прибалтики термина «лесные братья». Весьма парадоксально, что в России могут называть бандеровцами участников антисоветского сопротивления, которые в реальности были противниками украинского национализма. В частных разговорах мне встречались такие определения: «в Молдавии были тоже свои бандеровцы», - в результате расспросов выяснилось, что речь шла о румынских партизанах, которые после 1945 г. с оружием в руках отстаивали принадлежность Молдавии Румынии. О дружественном отношении румынских партизан к настоящим бандеровцам не может быть и речи в связи с вхождением в УССР румынской Буковины. Совсем уж шокирующим для меня стал момент, когда я услышал о бандеровцах в Западной Белоруссии и выяснил, что на самом деле речь шла о польской Армии Крайовой и других польских формированиях, которые в соседней Волыни вели боевые действия против антисоветской Украинской повстанческой армии. При этом определение польского вооружённого подполья в Западной Белоруссии как бандеровцев я слышал не только от современников войны, но и от современных белорусов, которые, правда, не имели исторического образования.
Столь странной ситуации с образом бандеровцев и бандеровщины в российском массовом сознании в значительной мере способствовало практически полное отсутствие в Советском Союзе публикаций на русском языке о антисоветском вооружённом сопротивлении в 1940-1950-е гг. В СССР выходила многочисленная агитационная литература об антисоветских «бандитах», «немецко-фашистских буржуазных» западноукраинских, литовских, латышских и эстонских националистах. Она была на национальных языках и была обращена именно на перевоспитание населения, в котором были распространены антисоветские настроения. В советских агитационных публикациях есть и достоверные фактов, которые были специально подобраны и порой отражали реальную ситуацию. В противном случае советская пропаганда как откровенная ложь в национальных сообществах западных окраин СССР не могла иметь никакого эффекта. У русскоязычных читателей СССР, не говоривших на украинском, литовском, латышском и эстонском языках такого источника информации не было. На русском языке агитационные книги об антисоветском вооружённом сопротивлении 1940-1950-х гг. почти не издавались. После распада Советского Союза ситуация в России в этом отношении не изменилась.
Отсутствие печатных источников информации привело к тому, что определяющую роль в формировании образа бандеровщины и бандеровцев в российском массовом сознании сыграли рассказы и впечатления очевидцев, побывавших на Западной Украине во второй половине 1940-х гг. в разгар вооружённой советско-украинской борьбы. И это прежде всего информация и слухи о жестокостях, пытках зверствах националистического подполья. В воспоминаниях многих офицеров спецслужб, рядовых МГБ, чиновников и гражданских специалистов, направленных на работу на Западную Украину в 1940-е гг. сквозит страх и зачастую ужас мучительной смерти и её постоянного ожидания. Пребывание на Западной Украине в их рассказах представляется как игра со смертью. Смерть от неизвестных, чаще всего ночью, иррациональная смерть для их логики, непонятно за что, смерть только из-за того, что ты им враг, хотя часто и не понимаешь, что именно ты им сделал, за что они тебя убивают, смерть только из-за того, что твоё государство прислало тебя сюда работать и потому что ты не они, ты русский или не местный. При этом чаще всего в рассказах свидетелей полностью игнорировался факт, что местных жителей от рук подполья по обвинению в сотрудничестве с советской властью и спецслужбами погибло на порядок больше.
Это образ смертельной опасности исходящей от бандеровцев в российском массовом сознании закрепился и приобрёл зрительные формы при помощи художественных фильмов. Они многократно усилили эффект слухов при полном отсутствии печатной информации на русском языке.. В 1960-1980-е гг. советская киноиндустрия достаточно необычно для своих канонов засмаковала сцены жестоких казней храбрых советских пограничников и патриотов от рук «бандеровских изуверов». Одна из самых частых цитируемых в фильмах сцен - это сжигание живьём в различных эффектных ракурсах: в огне на облитом бензином тракторе, горящем сарае или на костре в котором держат кричащего пограничника. По накалу эти сцены превосходят кадры советских кинолент о казнях немецкими карателями советских граждан. В фильмах бандеровцы жестоко казнят советских патриотов лицом к лицу, можно сказать «в ручную», а не просто с помощью выплеснутой канистры бензины на стену здания. Сотрудники советских спецслужб, искореняющие такое зло выглядят в фильмах светлыми воинами и идеальными героями. Этот образ из российского массового сознания никуда не ушёл и остаётся сильным как и прежде.
Стоит отметить, что при внимательных расспросах удалось выявить группу русскоязычных очевидцев событий на Западной Украине 1940-х гг., в воспоминаниях которых тоже сквозит страх, но нет такого сильного антизападноукраинского настроения как у предыдущей группы. В ходе осторожных расспросов выяснялось, что представителям этой группы удавалось сориентироваться в ситуации, выбрать нейтральную линию поведения по отношению к советским властям и националистическому подполью и тем самым не подставить себя под удар какой-либо из воюющих сторон. Это касается, в первую очередь, рядовых советских технических специалистов и педагогов, многие из которых живут на Западной Украине до сих пор. Фактически советская власть не обеспечивала им никакой защиты от партизан и бросала на произвол судьбы. Некоторые из них признавались, что осознанно закрывали глаза, не доносили на подпольщиков, постоянно общались с ними и в некоторых случаях сотрудничали. Респонденты из этой группы почти не делятся с окружающими этим своим опытом и поэтому практически не влияют на образ бандеровщины в российском массовом сознании.
Трудно представить, чтобы отношение к бандеровщине и бандеровцам в российском обществе может измениться к лучшему хотя бы в среднесрочной перспективе. К тому же образы врага в российско-украинских отношениях постоянно меняются. В 1920-1930-е гг. главным врагом русско-украинской дружбы были объявлены петлюровцы, в 1940-е гг. вместо петлюровцев врагом стали бандеровцы, в наше время в России уже больше распространена риторика про «оранжевую чуму», в будущем будет что-нибудь ещё. Тем не менее, не смотря на новые веяния в восприятии россиянами современной Украины негативный образ бандеровщины и бандеровцев не теряет своей актуальности. И его жизнестойкость, скорее всего, не зависит уже от исторической памяти, а от сегодняшней ситуации. Мы живём во время всё большего доминирования негативных образов друг друга в российско-украинских отношениях и, возможно, это закономерный этап для истории двух независимых государств.
Довідка ZAXID.NET
Климентий Федевич - кандидат исторических наук, выпускник исторического факультета МГУ (Москва), Центрального Европейского университета (Будапешт). Сфера научных интересов: современная история Центрально-восточной Е вропы. Специализация - Центрально-Восточная Европа. Автор книги "Галицийские украинцы в Польше 1920-1939 гг.». Проживает в Москве.