Nostaljgija, ili EX ORIENTE TENEBRIS

Когда-то давно, еще будучи учеником училища, после просмотра фильма «Фавориты Луны» мне захотелось задержать настроение, навеянное в кинотеатре. Я гулял по улицам и представлял себя свидетелем событий, инспирированных Иоселиани. Акция этого фильма происходила и снималась в Париже.

Я шел по Львову, день переходил в вечер, моросил дождь и на улицах почти не попадались люди. Мое воображение задержалось на апельсинах. То есть на кадрах из фильма, когда апельсины рассыпаются и катятся по тротуару. Состояние тротуара и серость советской грязи на нем вернули меня в реальность. Советская реальность мне не нравилась, она не входила в мой Львов. Мой дед родился во Львове при Галицкой автономии (то есть при Австрии), и он не любил советскость; мой папа родился во Львове при Польше, он не любил советскость; я родился во Львове при Советской Украине и тоже не любил советскость.

 Мне не нравилось все, что было советским. Советскость была эстетически непривлекательным этическим злом, рабоче-крестьянским доктринерством, которое довело Львов до катастрофы. Из города была изгнана большая часть населения, только на основании их национальности. Система строила строй на основании злой стороны человеческого существа. Произошло полное деклассирование городской культуры, межчеловеческие отношения были лишены этического персонализма.

Слоняясь по Львову, я рассматривал фасады зданий, я видел на них следы пуль, таких свидетельств было множество, и я представлял себе тот последний бой моего города. Я гордился окнами львовских домов, потому что они вызывали страх, были опасными, из них вылетало наказание тех, кто хотел лишить львовян святого права на человеческое счастье.

Я любил слушать язык моего деда, язык несоветских львовян. Любил наблюдать  за ними, они слишком выделялись среди советской серости, потому они не имели шансов выжить. Их индивидуальность и их костюмы (в оригинале анцуги - нем., прим. переводчика), шляпы и котелки (в оригинале мельоны - т.е. дыня, малопонятное нынешним львовянам выражение, прим. переводчика), шляпки и перчатки сформировали мой стереотип львовянина.

Литературный украинский язык ассоциировался мне с советскостью больше, чем язык русский. Мне трудно было согласиться с тем, что язык львовской цивилизации должен вытеснить диалект крестьян полтавской губернии. Но это произошло. Овощи стали хвруктами, городына стала овощами, брама стала пидъиздом, пивныця стала пидвалом, партер стал первым этажом, первый стал вторым, честь и сервус стали привитом, пляцок стал пирогом, пыриг - вареником, щура обозвали пацюком, то есть крысой, а пьец вообще стали называть женским половым органом малого размера - пичкой...

 Я тосковал по лучшим временам для моего города. По славе столицы Красной Руси - как  города цивилизации и образования. По временам, когда чуть не каждый лучший львовский купец был доктором философии, права или медицины. По временам, когда во Львовском Совете были самые мудрые патриции. Патриции, которые по окончании Краковского Университета учились в университетах Болоньи, Падуи, Рима, Парижа...

Мне нравилась леополизация: Кальба стал Кальбчиком, Краус стал Краузовским, потомки Вольфганга Шольца стали Вольфовичами, а потомки Вишневского стали Амбреками, Ноги стали Педианусами, а Генсенки стали Ансеринусами, Мриглоды стали Сикстами, Смешки стали Геласинусами. Кое-кто из львовской цеховой братии стал именоваться: Трясиголова, Козимлеко, Пищимуха, Нерановстав, Моришкапка. Немецкие же строители получили фамилии: Прихильный, Жичливый, Справный...

Нет Советского Союза. Возродилась Украина, а с ней феодализм и гетьманщина, руина и махновщина. Львов грабят так, как грабил Хмельницкий вместе с татарами и вместе с Москвой, так, как грабили шведы вместе с Мазепой. Будущее Львова таково же, как будущее Сум. Грустно. Нас не колонизируют австрияки, мы уже не станем одними из Европейских столиц, не добудем в борьбе автономию, к нам не приедут из Вены и Праги художники и скульпторы, профессора и инженеры. Отто Вагнер не будет проектировать Галицкого Сойма. Мы уже не станем более зажиточны за счет львовской предприимчивости и карпатской нефти. Из Львова будут убегать художники и скульпторы, профессора и инженеры...

Лучшие времена остались в прошлом, и они были связаны с другими государствами. Так случилось, что народы, которые перестраивали город, теряли свою родину. Львов терял свою Родину. Львов - это конец истории. Львов обречен на ностальгию.

Уважаемые дамы, панны, господа - прошу прощение, что зря забирал у вас время. Извините за стиль. Простите за мои «Я» и «МНЕ» почти в каждом предложении!

Справка ZAXID.NET

Владимир Костырко - львовский художник-концептуалист.